Набитый тяжёлым угловатым железом вещмешок всё сильней давил на лопатки и периодически больно бил в позвоночник. Эх, разумно было бы хабар чем-нибудь мягким переложить! Лишней тряпки у меня не оказалось, не куртку же снимать, в её многочисленных карманах лежит много оперативно необходимого. Не подумал. Нужно было выпросить на мобильном призывном пункте какой-нибудь брезентовый чехол или сумку, наверняка у них что-то подобное оставалось после раздачи оружия.

Рядом со стеной добрые люди из администрации поставили под козырьком удобную скамейку с выгнутой спинкой — обильно покрытое лаком дерево и чугун. Следующий по улице дом немного выступал, образовывая неглубокий тенистый карман. Можно сесть и попытаться переложить груз...

Напротив эстетическим особняком, во всех смыслах, стоял по-настоящему красивый двухэтажный дом из кирпича с двумя декоративными башенками по бокам и фигурными белыми наличниками на окнах. Красив! У этого дома крыльцо выглядело просто шикарно. Полностью кованное — старое изделие от мастера, где сложные узоры витых прутьев образовывали по бокам какой-то вензель. Разглядывая крыльцо и само строение, я с завистью подумал, что люди здесь устроились просто идеально.

На втором этаже — семейное жильё, по количеству и расположению окон можно было предположить, что там комнат пять. На первом этаже расположился маленький книжный магазин без собственного названия, так и написано — «Книги». Традиционно и информативно. Рядом — двери пристроенного сбоку гаража. Наверху живёшь, внизу место работы, дорога к которой занимает от силы сорок секунд. Пробки, непогода, сезон... Не имеет значения, на таком маршруте можно круглый год не надевать тёплую куртку.

Дом мечты…

Залюбовавшись замечательным строением, я недопустимо расслабился, и из опасного забвения меня вывел короткий резкий свист.

Вопреки известному правилу не оборачиваться на такие гопнические призывы — свистом только шавок подзывают, — я рывком развернулся и тут же с силой влепился вещмешком в фонарный столб из толстостенного металла. Что-то угловатое больно ударило под левое ребро.

— Ну, с-сука...

— Слышь, солдатик, подь сюды! — прозвучал сбоку грубый мужской голос.

Одно из окошек бара «Синильга» распахнулось правой створкой, и оттуда с трудом высунулась страшноватая бородатая морда с гофрированным кожаным носом и маленькими, глубоко утопленными глазами. Если владелец уродской бороды решил спрятать свой второй подбородок под чем-то похожим на мочалку, то он ошибся. Это была плохая идея. Мочалистый второй подбородок выглядит ничуть не лучше, чем тщательно выбритый. Телеса Морды как-то согревал тощенький свитерок с широченным вырезом, не мешающим бороде вольготно разрастаться до сосков.

Посмотрев на тучи и оглядевшись по сторонам, Морда жутковато застыла, встретившись с моим насупленным взором, после чего так же медленно втянулась назад. И высунулась уже в чёрной кепке.

— Чё те надо, морда? — бросил я недовольно, устраиваясь на скамейке боком так, чтобы до распахнутого окна оставалось метра три. Бес его знает, монстра этого, может, у него личная прозекторская в подвале. На маньяка похож. Неужели он работает в кафе или даже является хозяином заведения? И к нему ходят?

Вытянул уставшие ноги. Эх, как хорошо!

Руки уже развязали узел вещмешка.

— Слышь, ты подь, подь, — повторил характерный голос, от звука которого я уже начал злиться.

— Да иди ты.

— Слышь, солдатик, продай ружжо, а?

Развернув горловину вещмешка, я замер, оторопев от такой наглости.

— Это не «ружжо», а автоматические оружие, ППШ.

— Знаю, что ППШ, чай не с деревни.

Очень самонадеянное утверждение.

— Нет, — терпение моё быстро иссякало. Ещё и дождик пошёл, мелкий, холодный.

— Слышь, солдатик, а ты продай. Нешто в человеков стрелять собрался? А если они стрельнут в тебя? Убьют, не приведи господь, и будет твой ППШ в грязи валяться...

— Не каркай.

— Продай! У тебя ведь даже диска к нему нет. А я добуду. Я что хошь добыть могу, — похвастался мужик, почесывая складки на багровом носище.

— Магазина, деревня, — буркнул я, продолжая массировать ноющий левый бок, — И почему это нет? Есть. Вот он, родной, с завода.

Вытащив полный магазин из вещмешка, и неожиданно легко, без лишних усилий и движений присоединил его к автомату. Щёлк! Встал!

Произошло чудо! Наверное, я невольно его отрихтовал, когда с разворота шарахнул мешком по фонарному столбу. Удачно попал. Передёрнул затвор — кувырком вылетел первый патрон, который я загнал в ствол в начале поисковой операции. Не успев его ловко поймать в воздухе, я нагнулся за жёлтым цилиндриком, поднял, дунул и сунул в карман.

— Слышь...

— Надоел ты мне со своим «слышь», дядя, — объявил я, вставая со скамейки и разминая плечи. Только сейчас он увидел мой немалый рост и наглядную комплекцию, до этого момента я сидел, склонившись над вещмешком.

Из открытого окна кафешки пахнуло чем-то чертовски вкусным. Жареным и печёным одновременно. Под ложечкой противно заныло.

Встав напротив окна, я наконец-то надёжно поймал его крысячьи глазки.

— Слышь, морда, а ты в курсе, что на ловца и зверь бежит? Теперь уж извини, сам нарвался. Кафе работает?

— Ага, как же! — борода пошевелилась в районе ротового отверстия. — Война у нас, паря, нельзя работать. Вот навоюются, и открою.

— Так ты у нас инсургент? — прищурился я, медленно приподнимая ствол. — Слабое звено! Ни работать не хочешь, ни воевать.

— Зачем сразу матом крыть? — возмутился Морда.

— Может, ты ещё и коллаборационист, приятель, а то и вовсе злостный перфекционист, уж очень похож, — продолжал я задумчиво.

Ароматы с кухни заведения летели просто одуревающие.

— Под статью хочешь подвести, начальничек, на кичман честнока закатать норовишь? — скривился он.

— Зачем под статью, нет на это времени, когда в городе введено военное положение. Перфекционистов мы в роте сразу к стенке ставим... О господине Кухареве, ты, надеюсь, наслышан? Я от него. Главный боевой командир, герой Енисейска, его только что в урядники произвели, — легко врал я.

Жрать хотелось неимоверно.

— Сур-ров наш Кухарев... Так что я имею все полномочия для экспроприаций и жестоких репрессий.

Бородач испуганно икнул и перекрестился двумя перстами. Здесь ещё и старообрядцы странноватые попадаются.

— Короче, колбаса есть?

Он торопливо кивнул.

— Краковская в подвале висит, свежая! — от страха его маленькие глаза существенно увеличились в размерах. И рожа у него сразу оказалась не пугающей, а противной — обычное мурло.

— Краковская — моя любимая, быстро неси, две коляски! — рявкнул я. — И чтобы без всяких фокусов, не то я тебе все окна высажу одной очередью. Из «ружжа».

Я не стал упаковывать два круга аппетитной краковской колбасы в вещмешок, где она непременно провоняла бы специфическим запахом оружейной смазки. Накинув оба больших колбасных круга на горловину, снова затянул узел. Отлично, можно даже кусать с краю! Однако подкрепляться я не торопился.

— Последнее. Пикап «Патруль» тёмно-вишнёвого цвета видел?

— Видел, господин уполномоченный! — радостно сообщил Морда, которая только и ждала, когда проклятый «солдатик» наконец-то исчезнет из глаз.

— Где?! — нетерпеливо выдохнул я.

— По этой стороне улицы ковыляй, солдатик, домов, значится, через семь будет проулок с тупиком, напротив увидишь губернскую аптеку. Назад он не проезжал, а вперёд не совался, если не совсем дурак, — едко пояснил Морда. — Выходит, там и стоит.

— Молодец! — снова гаркнул я. — Благодарю за службу!

— Засунь ты себе эту благодарность, что с неё проку-то? — опять заканючил хозяин «Синильги». — Так как насчёт ружжа?

Вот упёртый! Я уже без всякой злости сплюнул на мокрую от дождя землю. Что делать, люди такие.

— Если добуду трофей, занесу. Готовь бабки.

— Точно? С учётом колбасы? — поинтересовался ушлый бородач.