Он прекрасно знал, чем отличается от обычных законопослушных людей — своей готовностью убивать, невзирая на закон, убивать по собственному решению, а не по приказу, как это делает солдат или полицейский. И эта способность лично решать вопросы жизни и смерти поднимала его за пределами полицейских участков на недосягаемую высоту.

Все остальные — ботва. Они должны отводить глаза в сторону и безмолвно признавать превосходство криминального князька. Но сейчас он оказался лицом к лицу с людьми со странными полномочиями, которые и сами находятся как бы вне закона.

Тем непонятнее казалась ему внезапная дерзость какого-то деревенского на вид увальня — наш Ваня при желании действительно может произвести такое обманчивое впечатление, он вообще хороший артист... Правда, этот странный увалень почему-то дорого одет, но это не даёт ему никаких прав! Бандит, забыв про меня, резко повернулся к Потапову.

Следующий гневный поток эмоций так и не выплеснулся.

Их глаза встретились.

Серые зрачки Ивана, как ствол заряженного пистолета, сулили серьёзные неприятности. Мягкое и гладкое лицо деревенского простачка неожиданно стало жёстким, хищным, как морда готового к атаке волкодава. Выступающий подбородок выдавал неукротимую способность идти до конца, чуть приоткрытые в оскале зубы были готовы перехватить горло в первобытной схватке не на жизнь, а насмерть.

Ваня много чего познал за время долгой работы таксистом в криминально сложном сибирском городе-миллионнике, каким является Красноярск. Регулярная практика и борцовская молодость подсказывали ему порядок действий, а новая работа в статусе «над законом» избавляла от ненужных в критический момент рефлексий. Они остались где-то там, далеко, в нашей реальности. Здесь же действовали исключительно правила оперативной необходимости.

Неожиданные вещи начинают происходить, если с обычного человека строго по делу и с выдачей индульгенции снимаются путы регламентов.

Вот только голос Потапова оставался всё таким же спокойным и доброжелательным, что говорило о железных нервах и отличном самообладании.

Бандит понял: ему дают отпор.

— Запорю, как барана!

Вот, есть ясность. Его нужно устранять.

— Брысь, мразь!

В ответ на эти слова хозяин блатного мира тут же получил очень болезненный удар, Ваня настолько резко хлестнул его костяшками пальцев по ноздрям, что я невольно поморщился. Тяжело откинувшись к пыльной стене тамбура, уголовник громко шмыгнул, сбросил на пол кровавую юшку, шумно вытирая нос рукавом, и сразу полез правой рукой за пазуху.

— Ну, сучары!

Хватит цирка, больше ждать нечего.

Он шагнул к Ивану. Для полноценного маваши места в тамбуре было недостаточно, а лоу-кики в таких скоротечных контактах неразумны, тут нет раундов для отсушивания бедра противника. Поэтому я провёл жёсткую левую йоку в открытую всем ветрам печень. Удар получился точным и сочным, бандит задохнулся от спазма и резкой боли.

Согнулся, но не упал, хорошо удар держит! Крестообразный ключ звякнул и отлетел на середину тамбура.

— Ваня, дверь, — сухо скомандовал я. — Осторожно сам!

Бандит, наконец-то сумев набрать воздух в лёгкие, начал подниматься на ноги. Он успел повернуть разъярённое багровое лицо в мою сторону и что-то прохрипеть насчёт уместности нашего самоубийства путём вскрытия вен, пока он не вернется сюда с корешами.

— В сторону! — громко предупредил я напарника и с силой вымахнул правую ногу ещё раз.

На этом прямом, как стрела, участке, где и стыки-то почти не чувствовались, машинист оторвался от души. Нагоняя потерянное время, он разогнал состав до предельно возможной скорости. Вагон почти не раскачивался. От удара ногой тело авторитета вылетело наружу, а встречный поток вытянул его и унёс вдоль состава, как катапультой. Вот только парашюта у бандита не было.

— Не закрывай пока, — остановил я Ивана, носком ботинка отправляя за борт приметный ключ с отпечатками, а затем и выпавший нож.

— Может, надо было его сперва обыскать? — неуверенно спросил Потапов.

— Зачем?

— Ну, на предмет оружия...

— Он же сам прыгнул! Вместе со всеми уликами, — сказав это, я сделал болезненное лицо и уселся на корточки, якобы сгибаясь от невыносимой боли.

Тут в тамбур наконец-то влетела прорвавшаяся сквозь заслон проводница.

— Паскуда, а?.. Пас-скуда, пас-скуда!.. — подвывала она тоненьким голосом.

Лицо проводницы было мертвенно-белым. Черные провалы глаз, вспухшие фиолетовые губы. Как у ведьмы. Вот же напугал женщину, сволочуга! Будто кровь на ходу выпил.

— Саданул мне под ложечку, козёл! Но я тоже успел ему сопатку разбить. Пистолетом пугал… На крышу полез, с ума сойти! Как мартышка! — взволнованно задыхаясь, предупредил я законный вопрос. — А ведь мы вам сперва не поверили, Эльвира Петровна!

— У него фирменный ключ был, — поддакнул Ваня.

— Ключи у них, паразитов, всегда припасены, — устало вздохнула женщина, осторожно закрывая дверь. Свист вихря тут же прекратился. — Говорю же, ненормальные! Бегают на остановках в вагон-ресторан, а потом лезут.

— Наверное, нужно срочно сообщить о происшествии полицейскому, — озабоченно молвил Кромвель, — надо снимать человека с крыши, это ведь так опасно!

— Их обычно ветер снимает, — тихо буркнула проводница. — Ох, посмотрим, посмотрим... Замучаешься бумаги писать, не люблю я это. Да и дела у него срочные, в Называевске пойдёт с бригадиром в плацкарты, выяснять итоги перестрелки.

— И то верно, зачем беспокоить людей занятых, — кивнул я.

Хорошо бы сейчас оказаться рядом с машинистом, чтобы смотреть сквозь голубоватое стекло вперёд и чувствовать вибрацию усилия, с которым мощный лоб локомотива спрессовывает горячий воздух и гонит волну перед собой. Появится ощущение, что скорость локомотива становится запредельной, и вот-вот обычный пассажирский состав, словно стратегический сверхзвуковой бомбардировщик с ядерным оружием на борту, проткнёт упругую мембрану и с оглушительным хлопком преодолеет звуковой барьер.

Я встряхнул головой, прогоняя наваждение. И оно, к сожалению, исчезло... Вдали раздался короткий рёв тепловозной сирены, которую главный на этом поезде человек включает перед тем, как войти в поворот.

Эльвира хитро улыбнулась, глянув на меня с лёгким недоверием, о чём-то подумала и сказала:

— А всё-таки хорошо, мальчики, что вы с нами едете! Коньячку?

Глава седьмая

Сибирь

Уже через пару месяцев интенсивного обучения в «Экстре» я, для понимания конструкта в целом, начал искать некую точку опоры. Получается, что наши истории долгое время развивалась одинаково? Из лекций следовало, что не совсем, но практически одинаково. До определённого времени. Просто у них Путин не пришел к власти, здесь и находится точка бифуркации... И сразу возникнет следующий вопрос — а зачем нужны две одинаковые реальности с последующим разделением исторического пути? Я уже знал, что в «Экстре» интересоваться такими вопросами бесполезно.

— В чем смысл соседства двух идентичных планет? Или реальностей, не знаю… — спросил я у группера в ходе завтрака. — Какое внешнее воздействие повлекло их создание?

— На эти вопросы никто тебе отвечать не будет, сам фантазируй, — ответил Паша, нехотя отвлекаясь от каши. — Ну, посуди, откуда полевому агенту об этом знать? Откуда это могут знать в Конторе? Если даже где-то существуют некие Глобальные Устроители, то они ничего не рассказывают. А если и рассказали что-то высшему руководству — что очень смелый допуск, — то это тайна за семью печатями. Организация работает с данностью, большее — невозможно.

— Я тут подумал, чисто в теории… Может, расслоение реальности началось после термоядерных испытаний 50-60 годов прошлого века? Хрен его знает, как эти мегатонны подействовали на ткань реальностей?

— Лаки, остановись, а? — попросил меня группер. — В отсутствие информации, недоступной нам в силу низшего положения в иерархии «Экстры», можно измышлять и подобную версию. Их же куча! Но давай поговорим об этом после завершения рейда, уже в нашей гостинице. Расслабимся, успокоимся…